Семь смертных грехов: коммуникабельность, активность, желание работать в команде, целеустремленность, быстрообучаемость, исполнительность, стрессоустойчивость. (c)
Я святая, ребят, я святая.
Было 11 часов утра, а я уже отчаянно нуждалась в новопасситике.

Сладость раздавленного винограда под языком, зеленый дым горящего плюща, цветы, разворачивающие лепестки на влажной, сочащейся сукровицей и дышащей жизнью земле. Женский смех, рычание леопардов, пение флейт сливается в однотонную пелену лихорадки, пряную мембрану на грани сознания.
Сон рвется как клейкие шелковые нити кокона – бледный женственный юноша с темно-красным ртом и блестящими, одержимыми, исступленно-виноватыми в самой глубине глазами. Глаза создания, причащающего безумием и насилием. Глаза бога, оставляющего за собой шлейф стонов запретного соития и экстаз матерей, пожирающих плоть своих детей. В распущенных волосах менад вьются жирные скользкие змеи, сатиры пахнут животным потом и вином, ребенок играет с отрубленной головой телёнка.
Дважды рожденный, умирающий и воскресающий, вышедший из воды заставить землю изнемогать от страсти. Боль и удовольствие, скотство и эйфория, разнузданное изобилие испиваемой взахлеб жизни и смерти. Женщины танцуют в лесах, сбрасывают одежды, заходятся в экстазе, наделяющем их силой рвать мужчин голыми руками. Женщины поют, струйки пурпурного сока стекают по их обнаженной груди, ветер свистит в ушах от стремительного бега, и всё вокруг движется, прорастает, наливается тяжестью, плодоносит. Они припадают опухшими губами к его следам, они зарываются пальцами в шерсть львов и медведей, они тянут к нему окровавленные руки: ах! Не оставляй нас жалящими стрелами сумасшествия, пей нашу память до самого дна, прекрасный, прекрасный! Мы будем плясать для тебя на кинжалах – не оставляй нас своей свободой, своим восторгом!
Темно-красный рот изгибается на неулыбчивом лице, и глаза, глаза – виноградно-черные, красивые, злые, виноватые – как изъян, хрупкое рахитичное повреждение божественной оболочки. Он просачивается изъявляющим нектаром сквозь рваные раны к самой сердцевине и впивается в беззащитные внутренности корнями-когтями.
О прекрасный, не произнести твоего имени, не почтить твоего могущества. Нет больше у Ариадны голоса, чтобы смеяться, нет больше жизни, чтобы танцевать, нет сердца, чтобы биться в такт пульсации стихий. Нет разума, чтобы поднести тебе в чаше ладоней. Карай меня, как пожелаешь, двоедонный. Пусть я стану жить как бессловесный лесной зверь, пусть я брошусь в море с проклятых камней этого острова, пусть нимфы наденут мою голову на тирс. Мое тело станет землей, пристанищем для червей и луковиц, из которых вырастут дикие лилии – не это ли лучший дар для тебя, соединяющего человека и природу в единое целое?
Искаженные смехом полулица-полуморды, масленые глазки, волочащиеся по пыли восточные ткани и оглушительный шум разномастных инструментов – все это переливается позади него бесформенной пестрой массой, еще резче и отчетливее очерчивая вечно юный, почти строгий силуэт. Они зовут ее, кричат что-то приветливое и восхищенное, но их голоса затухают в огне его голоса:
- Ты зовешь смерть, красавица. Но знаешь ли ты, что я спустился в царство мертвых и забрал с асфоделевых полей свою смертную мать? Ты думаешь скрыться там от меня?
- О, не мучай меня, Лиэй - ведь недаром люди зовут тебя так. Освободи меня, заклинаю.
- Я уже освободил тебя – ибо ты поселилась в моем сердце. Прими свою свободу, Ариадна, чистая как снег: ты не опустишься вниз, но поднимешься вверх – туда, куда смертным подняться не дано.
Ветер с моря бьет в спину, вонзается в кожу ледяными солеными иглами. Там, за спиной – преданная родина и предавший возлюбленный, разрезанная нить, исчезающая корма. Впереди – улыбающийся юноша с горячими одержимыми глазами, с горячими одержимыми руками, ослепительно-сумасшедший бог, так похожий на одну из ластящихся к нему хищных кошек, так похожий на скорбную мраморную статую. Двоесердый. Раздавленный виноград и зеленый дым, хмельные флейты в лиловых сумерках. Я не чиста как снег, мучитель, ты, верно, смеешься надо мной; но я замерзаю, как снег замерзает в себе самом. Могильное дуновение от сложившихся крыл Таната уже сковывает мои мышцы, и душа моя мечется, плачет в ознобе, в серой ледяной пропасти. Я хочу твоих горячих глаз, прекрасный, твоих горячих рук. Нет сил противиться тебе, нет разума предостеречь себя о вероломстве божественной любви. Брошенной ли Ариадне не знать о вероломстве? Ты оставишь меня, как оставил тот, первый; но утешь меня, согрей меня, я не хочу больше смерти, дышащей у меня за спиной, я не хочу быть чистой, как снег, холодной, как снег. Возьми меня, если я нужна тебе, если сердце твое горит из-за меня. Забери меня к своему огню.
Тирс отрывисто падает на землю, и ласковые руки смыкают объятья. В них жар покоренного Востока, кипящей в древесных жилах крови, в них ликующее утверждение и пронзившее раскаленной стрелой упоение:
- Это твой триумф, Ариадна.
И в жгучих хмельных глазах тает осадок вины.

И вот, спустя много лет, меня все же научили пользоваться фотошопом. Чтобы подделывать в нем платёжки и ваучеры. XD
Несмотря на то, что человека бестолковее и неопытнее меня сложно найти в Москве (и ближайшем Подмосковье), меня все-таки попросили остаться после практики на работу. Очевидно, Сергей с первого же взгляда просёк, что на мне можно ездить и задерживать зарплату в десять тыщ рублей на полгода. Если оставят в этом офисе, соглашусь: близко от дома, к коллегам кое-как привыкла, и стаж, блин, нужен стаж.
Тема диплома висит, Мазин тормозит, отчет еще не начинался. Но я ни о чем не переживаю, потому что я кто? Правильно, долбоклюй.

Ах да, пока не забыла: торжественно клянусь больше никогда не писать про Элиота. Не умеешь - не берись -__-

Читаю в метро и на ночь Томаса Харриса (прелесть что такое).
У доктора Лектера тоже есть чертоги разума, куда он удаляется от назойливого человечества. Именно теми же самыми словами - mind palace
Эти превосходно функционирующие социопаты так трогательно едины!

В яндексе, кстати, очень красивый чеширский кот в честь

маленький подарочекЧто может быть лучше, чем темным холодным вечером сидеть с малышкой Лу перед телевизором, сочувствовать злоключениям Сары Джессики Паркер и жевать попкорн, умиротворенно думает Джим. Для малышки Лу, служащей Банка Англии, он Томми Пристли, в прошлом месяце проводивший у них инспекцию безопасности (о-отличная безопасность). Маска обычного человека – она не хуже огуречной, отлично освежает. Держит в тонусе, так сказать.
В кармане джинсов вибрирует телефон – у слегка параноидального и глубоко порядочного государственного мужа Тома Пристли звук на звонки и сообщения выключен. Джим с глубоким вздохом снимает руку с плеча малышки Лу и лезет в карман.

«Если хочешь знать, я отлично провела день», - подмигивает жёлтым смайликом сообщение.

«Надеюсь, ты не очень обидела моего девственника, мерзкая девчонка?»

«Совсем чуть-чуть. Он спит как ангелочек».

«Ты так его утомила?»

«А ты сомневался в моих способностях, милый?»

- Кто там, Томми? – спрашивает Лу. – Что-то случилось?
У крошки Лу есть одно неоспоримое достоинство помимо тысячи шотландских веснушек: она никогда не заглядывает через плечо, чтобы взглянуть на экран мобильника своего бойфренда. Чудо, а не женщина.
- О да, случилось. Моя сестрёнка из Хэмпшира вознамерилась поделиться со мной подробностями своей личной жизни.
- У тебя есть сестра?
- О да. Ирэн Кэтлин Пристли. Настоящее чудовище.
- Мои соболезнования.

Да, сестрёнка Ирэн – та еще штучка. Умные женщины – от них просто мороз по коже, верно, Шерлок, Майкрофт? Ну да что я буду вам портить удовольствие, сами все увидите.

«Ну давай посплетничаем», - набивает он, загребая из вазы остатки попкорна. Малышка Лу целует его в висок, ставит Сару на паузу и уходит на кухню за новой порцией. Всего каких-то две с половиной недели – а они уже прямо как слегка женатая парочка. Иногда Джим сам себе удивляется, до того он хорош.

«Ты по-прежнему категорически против личных встреч? Болтать веселее! Джимми, скажи мне правду: ты театральный маньяк, или у тебя горб?».

«И то, и то», - отвечает он. И, секунду подумав, добавляет: «ты была близка к тому, чтобы меня разозлить. Ты ведь знаешь, что лучше меня не злить? Я о-очень нервный».

«Прости, дорогой. Просто я предчувствую, что от нашего птенца ужина я дождусь не скоро».

«Можешь начинать приглашать его уже сейчас. Глядишь, к Рождеству зарежем».

«Доверься профессионалу. Чем ты занимаешься?».

«Смотрю второй сезон «Секса в большом городе»».

«Ты привязан к стулу? Тебя пытают? Что они хотят? Не знала, что у копов такое богатое воображение!»

«Ох, только не надо снобизма, девочка с хлыстом».

- У нее нет подходящего друга-гея, - страдальчески сложив бровки домиком, объясняет Джим вернувшейся Лу. – И она решила, что брат – это достойная альтернатива.
- А подруги не в счет?
- Боюсь, все особи женского пола оправданно ненавидят Ирэн лютой ненавистью.
- Мне кажется, ты нагнетаешь обстановку, Томми, - малышка смеется и целует его в щеку с двухдневной (уик-энд) щетиной.
Джим улыбается своей ясной, застенчивой и вместе с тем открытой полуулыбкой-полуусмешкой.
- Как всякий любящий братец. Конечно.

«Теперь я буду беспокоиться о твоем здоровье. Скинуть тебе что-нибудь поинтереснее?».

«Хоум-видео за сегодняшнее число? Посмотрю с удовольствием. Сбрось после двух пополуночи».

«Не можешь отвлечься от сериала даже ради завязки самого интеллектуального из романов? Ты не перестаешь меня пугать».

«Да, я такой».

«Ладно же, негодяй. Пожелай мне приятного полета. Напишу из Рима»

«Чао!».

Джим убирает телефон обратно в джинсы и снова уютно обнимает Лу.
- Мой долг перед обществом выполнен.
- Надавал советов?
- Разумеется, и весьма умных.
«Ведь это моя любимая работа», - мог бы прибавить он.
Чао, сестрёнка Ирэн. Ты так хороша, что наверняка совершишь какую-нибудь вопиющую глупость. Иначе ты вообще была бы сказкой, а не женщиной.
Но мы будем надеяться на лучшее. Как Сара Джессика Паркер. И как малышка Лу, которую в скором времени не ждет ничего хорошего.
Ведь оптимизм – это прекрасное чувство!

Ай да Глен! Ай да сукин сын!

- И вот мы наконец бухаем, - торжественно сказал Цезарь.
Мы посмотрели, как официантка разливает по бокалам белое вино.
- И даже не в подъезде, - добавил он.
- И не портвейн "Три топора", как обычно, - согласилась я.

– А знаешь, что? – сказал Господь…
– Что? – сказал Иоанн.
– Когда всё это наконец кончится, мы устроим что-нибудь грандиозное! – воскликнул Господь.
– Что Ты имеешь в виду под «всё это»? – спросил Иоанн.
– Всё и имею в виду. Всю эту суматоху и шумиху, знаешь. Мир. Вселенную.
– А. – сказал Иоанн, не меняясь в лице.
– Знаешь, мы соберём всех-всех. Живых, мёртвых, евреев, не-евреев, даже эскимосов. Всех. И там будет большой такой стол с закусками… Ты любишь морепродукты? В общем, понадобится какой-нибудь большой зверь. Воот. Выйдет из моря и мы его зажарим.
– Угу.
– И там будет саксофонист. Такой парень, знаешь, с трубой, самый лучший. И он на ней будет играть, очень красиво. Мне всегда нравятся трубы. И ещё будет фейерверк. Это я сам устрою. Знаешь, настоящий фейерверк. Какая-нибудь звезда, они всё равно больше не понадобятся… И ещё, я уже договорился, будет шоу. Знаешь, для маленьких. Тут такая группа есть, четыре парня, они устраивают представление такое, и всё в седле. Детям нравятся лошади, и знаю. И лошадям дети… И там будут укротители, знаешь, со львами, и дети смогут погладить живого льва, и всякие другие животные… А потом мы устроим вручение призов, знаешь, какие-нибудь мелочи и медали, только их получат все-все-все, просто каждый! Я сам буду судить и вручать! – сказал Бог.
– Вот оно что.
– Ладно, – сказал Господь, – что-то я разоткровенничался. Я надеюсь, ты понимаешь, что это вечеринка-сюрприз.
– Я буду нем как рыба. – сказал Иоанн.
«Конечно он всё растреплет,» думал Господь, удаляясь, «хорошо, что я не рассказал ему про воздушные шарики, мороженое и так далее… И что все дети смогут покататься на слоне…»
(с) Книга Натаниэля

Кеменче (варианты произношения и синонимы: кемендже, кеменджеси, кеменча, кеманча, кьяманча, кемендзес, кементсия, кеман, лира, понтиаки лира) — народный струнный смычковый музыкальный инструмент, сродни арабскому ребабу, средневековому европейскому ребеку, французскому пошету, болгарской гадулке.
Корпус персидской кеманчи круглый, из дерева, иногда из кокосового ореха. Считается что именно этот инструмент является родоначальником всех остальных видов струнных смычковых. "Кеманча" в переводе с персидского означает "небольшой смычковый инструмент". Деревянная шейка прямой и округлой формы с крупными колками. Дека из тонкой змеиной, рыбьей кожи или бычьего пузыря. Смычок лукообразный с конским волосом. Существуют двухструнные (в Курдистане), трёхструнные (в Турции) и четырёхструнные (в Иране, Армении и Азербайджане) инструменты, вплоть до шестиструнных. Кеманча является идеальным инструментом для исполнения как сольной так и оркестровой музыки. В основном, исполнитель играет сидя, опирая длинную металическую ножку инструмента о пол или колено. (с)

Вспомнила хармсовское «стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло разобьется» - по поводу Райс. При общей выспренности есть у нее это - фразы-молитвы, слова-камни. Правда, их бросают не в окно, а в воду, и после них долго расходятся круги.
Где же функция "получить скилл"?