понедельник, 01 декабря 2014
Пацан сказал - пацан сделал. В процессе пацан посмотрел вторую овашку, а потом третью. Пацан понял, что, несмотря ни на что, Хеллсинг вечен. Пацан убивает свою жизнь.Нортумберленд- Гули. Упыри. Обратитесь к любому фильму о зомбиапокалипсисе, и получите представление, - женщина с непроизносимым именем прикурила от поднесенной дворецким зажигалки и откинулась на спинку кресла. Что-то в ее высокомерной, насмешливо снисходящей до собеседников улыбке заставило все остроумные ответы застрять в глотках.
Собравшиеся в оружейном зале замка Алнвик переглянулись. Лидеры либерального и консервативного крыльев Морпетского совета единодушно скривились, хозяин дома, Ральф Георг Элджернон Перси, двенадцатый герцог Нортумберленд, недоуменно поднял брови, а суперинтендант полиции Харрис закатил глаза. Он просил у Лондона спецназ, а получил полоумную оккультистку в душераздирающие дорогом и уродливом как сама его жизнь костюме. Прекрасно.
- Послушайте, может, у вас в столице семнадцать жертв - это ерунда, - первым нарушил немую сцену он, - но для нашей глуши это неслыханная трагедия. К тому же я потерял пять моих ребят. Мне необходимо подкрепление, способное зачистить Ротбери так, чтобы этих террористов потом соскребали с мостовой совком.
В синих глазах женщины мелькнуло что-то, похожее на одобрение. Она неторопливо и с удовольствием выдохнула дым.
- У меня есть подкрепление, о котором вы просите, но конкретно сейчас я не буду его использовать. Незачем посылать взвод туда, где справится один специалист.
- Вы издеваетесь, - просипел либерал.
Тупиковый диалог прервал дворецкий, в руках которого словно по мановению волшебной палочки материализовался ноутбук.
- Леди Интегра, удалось восстановить связь с камерой одного из пропавших оперативников.
- Включай.
Уолтер (его имя всем запомнилось с первого раза) с верноподданнической невозмутимостью поставил ноутбук перед хозяйкой - так, что остальным для того, чтобы что-то увидеть, пришлось сгрудиться за спиной у Интегры Хеллсинг.
Камера выхватила крытый соломой дом на окраине деревни. За оградой уходили вдаль посеребренные луной холмы – территория национального парка. Английский сельский пейзаж с открытки, глушь, как выразился суперинтендант. Вампиры любят глушь. Любят голоса природы. Любят превращать пасторали в кошмар.
Покойники безмолвно и бесцельно толпились у калитки: на четверых – полицейские бронежилеты, на остальных – костюмы, платья, плащи, ночные сорочки. У всех различная одежда и у всех одно и то же, словно размноженное на принтере лицо: серый поплывший воск, гнилые провалы глаз и распяленный в голодном вое рот.
- Боже, - прошептал герцог.
Рыжая девушка, одетая слишком легко для октябрьской ночи, поддела носком туфли лежащее на пороге тело и хлопнула в ладоши, глядя, как оно медленно и неестественно – куклой на шарнирах - вздергивает себя на ноги. Вот что-то за кадром ее отвлекло – она вскинула голову и весело оскалилась. Через несколько секунд оскал из веселого стал злобным. Камера заторможено развернулась и задергалась от отдачи: мертвец, несколько часов назад бывший сержантом, разряжал табельное оружие в долговязую фигуру в красном плаще и шляпе.
Глядя, как остальные четверо превращают пришельца в кровавое месиво, Интегра шевельнула кистью и затушила сигариллу в мгновенно пододвинутой пепельнице. Алукард всегда позволяет нанести себе удар и никогда не уклоняется от пуль. Сложно сказать, почему именно он это делает. Играет с жертвой в кошки-мышки, попросту ленится совершать лишние движения, или дает шанс? Она склонялась к версии – все вместе.
Прекращай, ты только тратишь время.
Словно услышав, фигура на мониторе распрямилась и вспыхнула ликующей тьмой; размозженное лицо рассекла белая полоса усмешки, за вновь целыми стеклами очков заплясало пламя. Ладонь в белой перчатке тяжело поднялась и невыносимо медленно потянула из внутреннего кармана плаща пистолет…
Ослепленная вспышкой камера опрокинулась навзничь, и по глазку, закрывая половину изображения, пополз жирный темный потек.
Единственное, что теперь было видно – это непрестанное падение и затихание груд гниющей плоти в разноцветной одежде. Мертвая женщина со снесенным черепом невидяще уставилась прямо в монитор; ноги в высоких ботинках неторопливо прошли мимо нее и остановились вплотную к застывшим на месте туфелькам. Перемазанные каблуки оторвались от земли, взмыли в воздух – и, дернувшись конечностями заглатываемого насекомого, исчезли совсем.
На этот раз брызги крови залепили камеру полностью.
Интегра опустила крышку ноутбука.
- На сегодня все. Мои люди займутся уборкой и к утру предоставят вам официальный отчет о произошедшем. Надеюсь, суперинтендант, вы выучите этот отчет наизусть… потому что не дай вам Бог и Королева сболтнуть кому-нибудь о том, что произошло в Ротбери на самом деле.
- Понял, - Харрис не узнал свой севший голос. Впрочем, другие выглядели не лучше.
- Что... это было?.. - выговорил побелевшими губами консерватор.
Судя по лицу женщины, подобный вопрос ей приходилось слышать не единожды.
- Это - охотник дома Хеллсинг, - ответила она тоном, в котором явственно слышалось продолжение: «и если вы не будете держать язык за зубами, он придет за вами».
- Вы сказали, что не будете использовать взвод, но все же с вами прибыли не только уборщики, - с усилием вернулся в реальность суперинтендант (хотя перед внутреннем взором у него все еще извивалась ухмыляющаяся тень в огненных лохмотьях).
- Да. У нас есть информация, что уничтоженная сейчас цель - только один из здешних вампиров. Возможно, придется задержаться еще на ночь, но сначала надо получить подтверждение. Устраивайтесь поудобнее, господа. Подождем доклада.
Харрис нашарил в кармане завалявшуюся на черный день сигарету - зараза, почти три месяца завязки, - и сунулся к дворецкому за огоньком. Тот кинул выразительный взгляд на его потертую куртку, но уже через мгновенье с сочувственной полуулыбкой, углубившей морщинки у глаз, щелкнул золотой гравированной крышкой. Язычок пламени полыхнул замочной скважиной в Преисподнюю.
Деревня Ротбери находилась в восемнадцати километрах от Алнвика, но доклад явился меньше чем через десять минут - прошел сквозь дубовый эдвардианский шкаф с охотничьими трофеями и остановился посреди зала, обращая на шарахнувшихся представителей власти внимания не больше, чем на развешанные по стенам палаши. Интегра могла понять их реакцию: видеть Алукарда по другую сторону монитора - это одно, а столкнуться с двумя с лишним метрами хтонического кровавого безумия вживую - совсем другое.
- Хозяйка! - вампир выказывал, как выразился бы Уолтер, «сдержанный оптимизм»: его плечи вздрагивали от еле сдерживаемого хохота, а неподвижные зрачки были расширены как у наркомана. – Я сделал, как ты приказала, и поглотил ее душу. Она рассказала мне все.
Вот про поглощение душ при смертных мог бы и промолчать, проворчала про себя Интегра.
- Докладывай.
- Она была отбившейся овечкой. Новорожденная дракулина, пытающаяся высвободиться из-под руки Хозяина. Жалкая история… Твои аналитики были правы, их здесь целое гнездо. Три низших вампирши, четыре низших вампира и их общий создатель.
- Он силен?
- О, - круглые рыжие стекла весело сверкнули, - как я на это надеюсь!
- Где их искать?
- В замке Данстенбург.
Она вопросительно посмотрела на Харриса.
- Это руины на побережье между Крастером и Эмблтоном, недалеко от границы, - ответил за полицейского Ральф Перси, - но от замка практически ничего не осталось. Там негде прятаться… хм… от солнца?
Алукард смотрел на него две долгих секунды, за которые и без того некрупный герцог съежился еще больше.
- Замок Данстенбург, - повторил он. – Уже почти утро. Думаю, я иду спать до восхода луны.
- Мы остаемся здесь, - Интегра встала. – За день нужно подготовить все к операции. Уолтер, по дороге сюда была гостиница. Сними все номера. Надеюсь, там хватит места для размещения аппаратуры.
- Будет сделано, госпожа.
- Леди Хеллсинг, - вновь подал голос герцог; он явно не был счастлив, но долг аристократа и формального защитника графства обязывал его предложить, - в «Белом лебеде» недостаточно места даже для походного штаба. Вам куда удобнее будет остановиться здесь, в Алнвике. Я почту это за честь.
Интегра окинула взглядом стрельчатые своды потолка. Когда дело касалось родовых имений (и вертолетов), девичья скромность покидала ее бесследно.
- Самый большой жилой замок после Виндзора, не так ли? Придется на сегодня закрыть его для посетителей.
- Пусть кто-нибудь занесет мой гроб, - прибавил утихомирившийся до скучливой надменности Алукард, - и освободит чей-нибудь склеп для Полицейской.
- Где она? - запоздало уточнила Интегра.
- Догоняет пешком.
Она хмыкнула. Если Нортумберлендский вампир относится к своим дракулинам так же, как ее слуга – к своей, то неудивительно, что «отбившаяся овечка» начала резать всех налево и направо. Не всем дан мазохизм Виктории Серас.
- Джентльмены, вы можете возвращаться к своим обязанностям. В течение дня я сообщу вам, какая помощь от вас потребуется завтра. Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным, как и полагается служителям англиканской веры и Ее Величества.
«Аминь», - хотел было съязвить Харрис.
Но, взглянув на леди Интеграл Файрбрук Уингейтс Хеллсинг, вовремя прикусил язык.
2.
Алнвик был действительно прекрасен. Прискорбно, что им испокон веков владел род Перси, каждый второй член которого считал своим долгом возглавить заговор против короля, вступить в союз с шотландцами или укрыть под крылом оголтелых католиков. Скользкая, вероломная семейка. Нынешний герцог производил впечатление неплохого человека, но оставался наследником Генри Хотспура, предавшего Англию из-за того, что ему не оплатили военные издержки. Интегра ни за что не согласилась бы гостить под его крышей, если бы не сама крыша (и башни, и треугольник крепостных стен с бойницами в форме крестов, и сеть подземных галерей, и коллекции холодного оружия).
Над камином в отведенной ей комнате был выбит герб Перси. Лев, полумесяц и семейный девиз: «Esperance en dieu». Французский. Она поморщилась.
Уолтер уладил дела с заселением, отдал распоряжения по установке техники и после завтрака отбыл домой – некоторые вопросы можно было решить только из штаба. Интегра же посмотрела утренние новости, убедилась, что Харрис не оплошал, а не в меру шустрых случайных свидетелей отлавливать не придется, и осталась временно предоставлена самой себе. Взяв папку с распечатками по делу и карту побережья, она устроилась рядом с телефоном в роскошной библиотеке, источающей рубиновое мерцание шкатулки с драгоценностями.
Кое-что ее беспокоило.
«Алукард», - позвала она про себя.
«Да, Хозяйка?», - голос вампира в ее голове был сонным и хриплым.
«Вампиры по своей природе одиночки. Они не создают обществ и, слава богу, не заводят семей. Всегда либо один, либо пара. Что могло сподвигнуть этого на создание целой группы не гулей-слуг, а себе подобных?»
«Думаю... он просто урод», - вампир упоенно зевнул.
От «мусорщика» Хеллсингов другого ответа можно было и не ждать; следовало сразу ставить вопрос иначе.
«Однажды ты прибыл в Англию, и вместе с тобой море пересекли три дракулины. Что двигало тобой, когда ты их создавал?».
На этот раз Алукард откликнулся не сразу. Несмотря на показное уничижение (прекрасно сосуществующее с люциферовской гордыней) и присказку про птицу Гермеса, он не любил говорить о том, что было до Абрахама.
«Я был всемогущ. Я был обуян гордостью. Я был Графом... и душа моя томилась».
«Поэтому ты сегодня так оживился? Потому что предположил, что на этот раз твой противник может быть… всемогущим и обуянным гордостью?».
Смех затопил сознание, как черная смола, затягивающая все живое в свою вязкую безвоздушную глубину.
«Не беспокойся. Стоит тебе приказать, и я не оставлю от него и его выблядков даже праха».
«И не думала беспокоиться, слуга».
«Тогда пожелай мне спокойного сна, Хозяйка», - что-то косматое огромным призрачным псом на мгновение ткнулось ей в руку – и пропало.
Интегра усмехнулась, но усмешка вышла встревоженной: такие нежности Алукард позволял себе только когда предвкушал особенное веселье.
«Спи».
- Прошу прощения, - кашлянул вошедший Ральф Перси. - Я должен был показать вам замок сразу, но пришлось выходить к разъяренной толпе. Сложно запретить посещение своего дома, если он - государственное достояние.
- Ценю ваши усилия, - в светских беседах Интегра сильна не была. Ее зона комфорта ограничивалась вампирами, патриотизмом, техническими характеристиками освященного оружия и вымогательством бюджетных средств у рыцарей Круглого Стола.
Кажется, герцог, к беседам приученный с рождения и обладающий шестым светским чувством, это как-то понял.
- Поразительно, - задумчиво проговорил он, когда они переходили от библиотеки к Портретной, - я с самого детства привык рассказывать желающим истории о вампирах Алнвика. Но это всегда было для меня лишь историями, частью антуража поместья, таким же, как Бетти Красная Невеста или могила Ланселота в Саду Радости.
- Что за вампиры?
- Один служил в замке, а после смерти постепенно выкосил половину деревни. Сначала люди грешили на неизвестную болезнь, а потом догадались выкопать тело, и оно было полно крови. Священник пронзил сердце мертвеца колом, останки сожгли на костре, и все вернулось в норму. Со вторым вампиром сложнее: никто не знал, ни кто он, ни откуда. Он появлялся по ночам из глубин подземелий замка, и исчезал там же. Однажды его заманили в тупиковый тоннель и обрушили потолок, замуровав его навеки. Нападения с тех пор прекратились, но знание, что он по-прежнему где-то там, под нашими покоями… щекочет нервы.
- Надо бы проверить, - отстраненно уронила Интегра. И, краем глаза заметив тень, прошедшую по лицу Ральфа, издала смешок. – Расслабьтесь, шучу. Даже если легенда была правдивой, только один вампир способен столь длительное время выжить без крови. И он не у вас в подземелье. Насколько я понимаю, он облюбовал Башню Сокольничего.
- Хорошо, что Джейн с детьми уехали в Ниццу… - пробормотал герцог.
Это ее почему-то задело. Носферату был куда худшим монстром, чем этот Перси мог себе представить - он не видел и тысячной части того, на что он способен - но что никогда не было ему присуще, так это бессмысленная жестокость. Враги протестантской церкви умирали в ужасе и муках в соответствии с его понятием справедливого возмездия; стремление же убивать ради удовольствия он считал уделом подонков. По сути (хотя сам он цинично бы скривился, услышав это), он был воином, а не убийцей. Был всегда, с самого начала, и оставался сейчас.
Интегра видела, в какую ярость он впадал, когда жертвами становились дети. Она помнила трехлетнего мальчика, которого он вынес из залитой кровью комнаты: ребенок держался за пелерину плаща и слушал, а Алукард говорил. (Он никогда не разговаривал со спасенными.) Ей не было слышно его слов, но, когда вампир передавал мальчика капитану, детская рука не желала выпускать потертой красной ткани.
- Алукард не причинил бы вреда вашим близким. Он никому не причиняет вреда без приказа.
- Вы так уверены в нем?
Откровенничать о том, что было только ее знанием, знанием Хозяйки Чудовища, она не собиралась.
- Я уверена в его цепях. В любом случае, сейчас вам следует беспокоиться не об Алнвике, а о Данстенбурге. Там находится настоящая опасность для ваших земель.
- Я понимаю, - серьезно кивнул он. – После того, что я видел… Я сделаю все, как вы скажете. Все мои ресурсы в вашем распоряжении.
Эти слова заставили ее немного смягчиться на его счет. Искоса взглянув на него, она подумала, что Ральф Перси чем-то напоминает сэра Пенвуда – тоже жалкий, но достойный. Невысокий, стройный, ладный, с синими глазами постаревшего щенка и уютно-крепкими ладонями; наверняка хороший отец своим троим сыновьям и одной дочери, наверняка хороший муж и наверняка ответственный, но слишком мягкосердечный управитель. Очень… человек.
- Я, в свою очередь, сделаю все, чтобы ваши вампиры оставались лишь сказками для туристов. Покажете мне ваши знаменитые сады?
Фонтаны Большого Каскада уже не работали, деревья стояли полупрозрачными, а поздние осенние цветы жухли от холода, опуская невзрачные лепестки. Пейзаж был унылым, но Интегре эта бесприютная романтическая мрачность пришлась по вкусу. Она никогда не была поклонницей кричащих красок и обилия декоративных элементов.
- Нам с Джейн замок достался в полном запустении, - говорил герцог, - и теперешний его вид - по большей части ее заслуга. Сады – так точно. Думаю, без нее реставрация продлилась бы не меньше полувека.
- Ядовитый сад? – Интегра с любопытством кивнула на огороженный участок с черными чугунными воротами, на которых висела предупреждающая табличка и выразительно выбитые белые черепа.
- Да, - Ральф смущенно засмеялся. – Мы не мним себя родом Медичи или Борджиа – просто ботаническая причуда. Ну и статус второго в Британии сада ядовитых растений: белладонна, стрихнин, опийный мак, болиголов, галлюциногенные грибы… Все растения, разумеется, в сетках, а посетителей пускают только под присмотром гида.
- Мило.
Змеиный сад, Бамбуковый лабиринт, розарий с последними морозостойкими кустами, схваченными серебристой опушкой инея. Сады поместья Хеллсинг отличались строгой геометричностью и аскетизмом, здесь же разбегались глаза. Но сделано было, следовало признать, с большим вкусом. Интегра постепенно продолжала оттаивать душой к нынешнему семейству Перси и даже подумывала попросить контакты их ландшафтных дизайнеров, когда закончит операцию. Но потом одернула себя: какие ландшафтные дизайнеры, когда можно потратить эти деньги на новый полигон.
Прошло около сорока минут, прежде чем герцог спохватился, хлопнул себя по лбу и начал сбивчиво объяснять, что забыл решить с управляющим какое-то не требующее отлагательств дело. Интегра заверила его, что все в порядке, и она прекрасно пройдется дальше одна – и это была чистая правда, потому что столько времени в светском обществе неизменно начинало ее утомлять. Получив исчерпывающие инструкции по направлениям, она распрощалась с хозяином дома и вздохнула с облегчением, оставшись наедине с холодным зеркалом озера, фигурными кронами деревьев и смутно напряженным ожиданием предстоящей ночи.
- Леди Хеллсинг? – спросил кто-то сзади. Она не успела обернуться, как почувствовала упершееся в спину дуло. – Не пытайтесь достать пистолет, иначе я перебью вам позвоночник, и этого даже никто не услышит. Кричать тоже не советую.
Их было двое. Люди, в штатском, ни дать ни взять служащие парка. Рука говорившего грубо нашарила на ее теле кобуру и вытащила беретту; меч остался на постели в комнате, но даже если бы он был при ней, он вряд ли бы спас от приставленного в упор пистолета. Она позволила застать себя врасплох. Непростительно.
- Что вам нужно? – холодно поинтересовалась она.
- Это вам, - насмешливо ответил второй. – Вам непременно нужно нарушить покой нашего скромнейшего нанимателя. Вот он и не захотел заставлять вас ждать.
- Он сказал, сегодня вы будете главным украшением стола, - интимно прошептал ей на ухо первый.
- Какая омерзительная пошлятина, - с чувством скривилась Интегра. Боже, даже Алукард никогда не несет такой манерно-пафосной мути.
- Иди к машине, недотрога. И без фокусов, а не то станешь не просто не-живущей, а не-живущей калекой.
Вот ты, пообещала она про себя, перед смертью будешь страдать.
Направляясь с двумя «телохранителями» по бокам к припаркованному в проулке ленд роверу, она кинула взгляд на замок. Неужели это Ральф Перси в своем болотно-зеленом свитере, со своей беспомощно-мальчишеской улыбкой предал ее так же, как его предки предали Королеву-деву? Но зачем ему это нужно? У него не было для этого ни малейшего мотива.
Осенний ветер пронизывал до костей; улицы старинного ярмарочного городка были пустынны, и некому было увидеть, куда уходит высокая светловолосая женщина. Уолтер находился в Лондоне, солдаты проверяли оружие и перекидывались шуточками в стенах Алнвика, вампиры спали в тесной надежной тьме гробов. Неимоверно глупо.
Интегра остановилась перед автомобилем, по привычке хладнокровно ожидая, когда перед ней распахнут дверь. Веснушчатый грубиян, номер один в черном списке, обнажил в улыбке щербатые зубы – и распахнул. Дверь багажника.
Она почувствовала, как вспыхнувшее внутри бешенство залило ее лицо темным румянцем: да как эти мрази смеют ее, Интеграл Хеллсинг, Главу Ордена Протестанстких Рыцарей?.. Резко согнувшись, она ударила стоящего сзади локтем в живот; заглушенный выстрел ушел чуть выше плеча, дав ей еще секунду времени, за которое она успела со всей силы приложить хватающего воздух недоумка головой о кузов ровера.
И в этот момент ее саму ударили по голове чем-то железным и тяжелым.
«Алу…»
Окончание имени потонуло в темноте.
3.
- Она начинает приходить в себя.
- Девочки, в ней же два метра роста, не меньше. Вот это жуть!
- Зато волосы-то, Мэри-Энн, не твоей пакле чета. Не завидно?
- Уж лучше пакля, чем быть этакой мужеподобной оглоблей, благодарю. Неужели Хозяин ее захочет?
- Не переживай, глупышка. Вряд ли она все еще девственница - некоторые, к твоему сведению, любят модельный рост.
Все тело ломило от холода. Интегра привыкла жить в огромных неприютных комнатах, которые невозможно протопить до конца, сколько ни подбрасывай дров в камин, привыкла к каменным полам, каменным стенам и ледяной кровати, в которую невозможно лечь без нескольких грелок. Но здешний холод был просто могильным: ночные осенние заморозки, сковывающие траву инеем, соединялись в нем со стылостью заброшенного подземелья, где выживают только мокрицы.
От затылка расходилась тупая боль, содранную на щеке кожу саднило. Она села на полу, придерживая съехавшие с переносицы очки. Глаза медленно привыкали к темноте, которую почти не рассеивали чадящие свечи: узкий зал без окон, с зияющей дырой дверного проема не обманул ожиданий – это был типичный средневековый каменный мешок, где узники сгнивали заживо. Длинный стол, на котором стояли свечи, занимал добрую половину пространства и ломился фруктами и сладостями словно пряничный домик ведьмы-людоедки. Было что-то омерзительное в тугой, едва не лопающейся кожице виноградин и слив, покрытых влажной испариной конденсата; в разломленных гранатах, пирамидах засахаренной клюквы и карамельных яблоках. Все приторное, текущее, неестественное. Они ведь не едят ничего из этого.
- Покорно прошу простить меня, миледи, - голос возникшего в проеме вампира был приторен под стать всему остальному. - К вашему визиту нам пришлось готовиться второпях.
Дракулины, обсуждавшие внешность пленницы, заученно метнулись к хозяину, буквально облепив его с трех сторон. Все - девчонки на вид не старше шестнадцати, но наметанным взглядом было видно, что двое из них обращены не первый год. Только в коротко стриженой вертлявой Мэри-Энн присутствовала эйфория новорожденного хищника, ненасытно-жадного и пьяного от иллюзии собственного могущества. Думает, что будет жить вечно.
Вот только бессмертия не существует.
Сам вампир смотрелся холеным, вылощенным и тщащимся сойти за аристократа пижоном. Тщащимся - потому что настоящие аристократы далеки от франтовства и нарочитой дороговизны собственного облика. Тот же Ральф Перси, двенадцатый герцог Нортумберленд, вышел к высокопоставленным гостям в мятых вельветовых брюках и старом пуловере поверх клетчатой рубашки; то же самое Интегра могла сказать и про Ее Величество - ей приходилось видеть Королеву в загородной резиденции. Жемчужно-серая тройка вампира в средневековых развалинах выглядела театрально, а прямоугольные очки в тонкой оправе и вовсе вызывали раздражение.
- Я много слышал о вас и вашей организации, - продолжил он, так и не дождавшись ответа, - и давно мечтал о встрече.
Она неспешно поднялась на ноги, отряхнула брюки и ухмыльнулась.
- Если бы ты услышал достаточно, то сейчас не выступал бы, а терпеливо и без трепыханий ждал своей очереди сдохнуть.
Он покачал головой, улыбаясь тихой иезуитски-трагической улыбкой.
- Какая смелость. Вы не боитесь стать гулем, дорогая Интегра? Слюнявым тухлым куском мяса, пожирающим плоть вместе с ногтями и волосами? Или, может быть… - через мгновение она увидела его совсем близко и не успела отшатнуться, когда холодные пальцы мазнули по ссадине на скуле.
Вампир поднес ладонь к лицу и вдохнул запах, словно гурман, смакующий аромат Шато Петрюс. В шелково-алых глазах полыхнул огненный отблеск; острый кончик языка, молниеносно слизнувший кровь, заставил Интегру передернуться от отвращения.
- Девственная кровь, - его ресницы затрепетали от наслаждения. – Я даже не смел надеяться на такой подарок. «…И гордая убийца вампиров повиновалась своему Хозяину до скончания вечности». Этого вы тоже не боитесь, леди Хеллсинг?
Она боялась. Пожалуй, это было единственным, чего она боялась до крика, до холодного пота по ночам, до сковывающего все мышцы оцепенения. Стать вампиром, физически неспособным ослушаться другого вампира, исполняющим все, что тот скажет. Любой приказ. Потерять достоинство человека. Да, она боялась этого, и не считала этот страх постыдным.
Но монстр его не увидит.
- Если уж начал играть джентльмена, то хотя бы представься, «Хозяин».
Вампир легко отступил назад, и его плотоядно-пристрастное внимание рассеялось почти с почти физической осязаемостью.
- Ох, прошу прощения. Зовите меня Николас, Николас Холланд. К вашим услугам.
- Холланды из Эксетера? Далеко же вас занесло от Девоншира, милорд.
Он отодвинул для нее стул, приглашая сесть. В его взгляде она прочла снисходительность, с которой всегда смотрела на людей сама, и вспомнила утренние слова Алукарда о тоске и всесилии.
- Что за насмешливый знаток генеалогии, - в голосе вампира масляно заструился яд. - Вы считаете себя настоящей английской аристократкой, моя дорогая? Все эти речи о сотне лет уничтожения нечисти, Протестантская Церковь, Бог и Королева, аминь... Как вам нравится Нортумберленд? Кровь англичан и шотландцев питала эти холмы веками, замки строились, проживали свои жизни и забрасывались, разрушенные и осиротевшие. Сколько развалин ветер точит вот уже пять, шесть, семь веков - что такое сотня лет по сравнению с этим? Краткий сон, мелькнувшее мгновение. Мое сладкое дитя, когда я родился, ваш предок еще не ступил на землю Альбиона. Я позабыл о солнце тогда, когда вашего Ордена не было и в планах.
- Дракула тоже так говорил.
Николас Холланд рассмеялся.
- Не имел чести знать Дракулу, но даже если он не был вашим, как теперь говорится, пиар-ходом при участии Брэма Стокера, а настоящим вампиром, то все равно: он – не я. Видите ли, это моя страна, а не его и не ваша. Кости моих предков усеивают земли от Плимута до Ливерпуля, а потомки до сих пор живут в Эксетере. Англия – моя колыбель, моя могила, и мои охотничьи угодья. Покуда вы прореживали ряды этих скороспелых городских упырей, безмозглых юнцов, я был вам даже благодарен. Но вы вторглись сюда, на наш тихий пасторальный север, и угрожаете моей предвечной семье. Теперь вы сами видите, что у меня нет иного выхода, кроме как остудить ваш пыл. Вина?
О да, подумала Интегра, он – не ты. И он будет счастлив как ребенок на Рождество. Где он, черт побери, шляется?
Напряжение превратило ее тело в натянутую струну. Если монстр не бахвалился, то он действительно был самым старым вампиром из тех, с кем она сталкивалась. Его щегольство и куртуазность внезапно предстали в совершенно ином свете: всмотревшись внимательнее, она поняла, что это неизжитое викторианство, а вовсе не театральное пижонство, сквозит во всех его ухватках. Галантность прошлых веков, о которой писал в своих дневниках, описывая вампиров, дед. «Старая закалка» - так называл это уже отец. Белокожие прекрасные чудовища, появляющиеся во снах, постепенно становящихся реальностью. Ночные кошмары, оставляющие след на шее и смерть в венах. Это ей, Интегре, достались пальцем деланные обдолбанные Бонни и Клайды, истерически палящие во все живое из короткоствольников. Раньше все было…
Она вновь встретилась с ним взглядом, и на этот раз ее вдруг окатило запахом помоев, смешанным со сладковатым душком опиума. Свет газового фонаря задыхался в тумане, от реки поднимался пар, и полосатая юбка уличной девки вспорхнула крыльями мотылька, когда ее тело с плеском упало в черную воду. В руке осталась выдранная с корнем прядь рыжих волос; он задумчиво накрутил ее на палец в несколько медно-кровавых колец.
Интегра тряхнула головой, отгоняя морок, а дракулины, до сих пор наблюдавшие молча, визгливо засмеялись.
- Рад, что вы наконец взглянули на ситуацию трезво, - сказал Николас и придвинул ей полный бокал.
Она взглянула на подернувшуюся рябью движения темно-красную поверхность и сглотнула. В горле пересохло, но при одной мысли отпить из этого бокала ее начинало мутить.
- А что с исторической дружбой Холландов и Перси? Об этом тоже не пишут в учебниках по истории, а я, как ты верно заметил, очень интересуюсь.
- Мысль о предательстве не дает вам покоя? Что ж, чувствую свою обязанность заступиться за Его Светлость беднягу Ральфа: большую часть времени он даже не подозревает, что служит мне. Между нами говоря, здесь больше всего вины леди Джейн – это она со своим неумным оптимизмом взялась реставрировать Алнвик и расчищать подземные галереи. Некоторые проходы ведь были замурованы не просто так…
«Алукард, - она сорвалась на внутренний крик, - найди меня немедленно, это приказ!»
Николас качнул головой, словно чрезмерно громкий звук резанул его слух.
- Ваш Алукард не слышит вас, милая. Думаю, он сейчас немного занят с моими сыновьями в Данстенбурге. Пейте вино - оно исключительно хорошо.
4.
- Хозяин! - взмолилась Виктория, когда очередной залп Харконнена разнес кладку станы четырнадцатого века в щебенку. - Хозяин, помогите мне, они слишком быстрые!
«Это потому, что они пьют кровь, Полицейская, – голос носферату у нее в голове сопровождался тошнотворным хрустом костей. – Какой мы делаем из этого вывод?»
- Они убьют меня!
«Это не вывод, а пустое хныканье. Если не умеешь быть вампиром, убивай как человек, и не докучай мне проблемами, которые ты создала себе сама».
- Но Хозяин!.. – она задохнулась от возмущения, и в этот момент один из близнецов снова полоснул ее ножом.
Их ждали, это было очевидно с того момента, как лейтенант Мэтью Скотт при помощи еще двоих ребят отодвинул каменную крышку гостевого саркофага (вот она ужаса натерпелась с утра, когда ложилась в чужую могилу) и растолкал ее.
Лица у всех были бледные. Все понимали, что необходимо разбудить Алукарда, но лезть к нему в гроб до захода солнца, чтобы сообщить, что взвод элитных бойцов Хеллсинга среди бела дня позволил неизвестным похитить у себя из-под носа его Хозяйку, не желал никто. Мэтью подтолкнул не проснувшуюся и не соображающую Викторию в спину: ты бессмертный вампир, тебе и карты в руки. Спросонья бесстрашно она постучала в черную, без единой царапинки, стенку, и даже – совсем уж безумие - попробовала приподнять крышку. В следующее мгновение она уже вопила от боли – прищемленные пальцы, казалось, расплющились в кровавое месиво в деревянных челюстях.
- Хозяин, леди Интегра… пропала! – удалось выдавить ей.
Челюсти разжались, и на нее и троих солдат из черной глубины пахнуло свежей разрытой землей. Он поднялся ужасным – упавшие на лицо пряди скрывали выражение глаз, но отсутствие привычной ухмылки на губах заставляло внутренности леденеть. Несколько секунд он стоял, ссутулив плечи и втягивая ноздрями воздух, словно потерявшая след ищейка, а затем молча сделал несколько шагов и канул в стену.
Виктория бросилась за ним, но, поскольку ей по-прежнему приходилось пользоваться дверями, она догнала его только в малой гостиной, где он стоял, обхватив ладонями голову Ральфа Перси. К счастью, голова все еще покоилась на плечах герцога, и Виктория уже набрала воздуха, чтобы начать отговаривать Хозяина от немедленной расправы, как вдруг застыла, так и не выдохнув.
Глаза Перси были похожи на покинутые зеркала, в которых не отражалось ни следа от окружающего пространства, а запрокинутое вверх лицо в тисках чудовищных рук было лицом лунатика. Алукард наклонился и медленно прислонился лбом ко лбу человека; на дне зеркал затлели отражения алых огней, а губы шевельнулись в попытке выговорить что-то.
- Тсс, - успокаивающе остановил его Хозяин – и равнодушно, но аккуратно опустил обмякшее тело на козетку. – Отдохни, Ренфилд.
Виктория опасливо посмотрела, как постепенно проясняются во сне черты поношенно-мальчишеского лица.
- Он?..
- Слуга-человек. Незавидная участь - еще немного, и его мозги начали бы крошиться как ангельский пирог. Сукин сын действительно кое-что умеет... но он слишком разозлил меня, чтобы ностальгировать по старым фокусам. Если он хоть пальцем тронет Интегру…
- Вы чувствуете, что с ней сейчас?
Он скользнул по ней взглядом, как по надоедливому насекомому, и вытащил из внутреннего кармана очки.
- Она все еще человек, - коротко уронил он. – Иди за мной, Полицейская.
Она шла за ним во Тьму словно за черным солнцем, затмевающим весь мир, а он не только не удостаивал ее именем, но и в данный момент собирался позволить этим вампиренышам прикончить ее. Виктория чувствовала себя ведьмой, брошенной инквизиторами в бурлящую реку: выплывет – будет жить, не выплывет – значит, осуждена Господом, туда ей и дорога. Да, Хозяин сердился из-за ее неспособности принять свою сущность до конца, но ведь она все равно продолжала быть его созданием, его слугой; она предпочла остаться с ним, когда он предложил ей свободу, выстелив дорогу в ночь своей безумной драгоценной кровью… Вот только это почему-то его совсем не трогало.
Длинные глубокие порезы, испещряющие тело Виктории кровавой сетью, зудели, не успевая регенерировать, а близнецы – мальчишки лет четырнадцати, курносые, большеротые, с глазами малолетних садистов – продолжали виться вокруг нее осами, играючи уворачиваясь от выстрелов противотанковой винтовки, и жалить, жалить, с каждым разом всаживая лезвия все глубже.
Ветер швырял волны на берег, и шипящая вода со скрежетом утягивала обратно в глубину крупную гальку. Над морем вставала луна, прокладывая по неспокойным водам дрожащую розоватую дорожку до самой земли, до врат лежащего в руинах замка. Когда они только прибыли на место, близость такого огромного количества воды всколыхнула в Виктории бессознательный необъяснимый страх, Алукард же, напротив, вдыхал пропитанный солеными брызгами воздух с каким-то больным удовольствием.
Сейчас воздух пах порохом, освященным серебром и тленом, а от донжона вместо шума моря доносились выстрелы и перекрикивания солдат. Взвод уничтожал гулей, вампиров же Хозяин по-братски разделил между собой и Викторией. «По-братски» по факту означало, что едва взглянув на выскочивших неизвестно откуда братьев, он бросил, что оставляет уродцев ей, и прошел сквозь их ножи как сквозь туман, направляясь дальше, ко входу в башню.
Ясно, что ему не терпелось найти главного вампира и леди Интегру, но…
- Ох, подружка, ты медленнее моей бабули! – хихикнул вампиреныш. – Я-то надеялся, мы с тобой здорово поиграем!
- Да куда ей двигаться с такой дурой? – рассудительно отозвался его брат. – А сиськи? Я вообще не понимаю, как они ее не перевешивают.
Двумя рыжими молниями они метнулись в разные стороны, уходя от выстрелов.
- Ну, про сиськи – это ты зря, - как ни в чем не бывало продолжил беседу первый. – Сиськи – это хорошо.
- Саймон, нам за такие разговоры Хозяин уши надерет, - спохватился второй. – Нельзя так выражаться при девчонках.
- Ну… она все равно труп. Правда, подружка?
Он исчез. Виктория заозиралась, пытаясь понять, откуда он появится, вместе с тем и не выпустить из поля зрения второго братца – и в этот момент ее полоснули по лицу. Темное и горячее потекло ей под воротник, разорванная надвое губа вспыхнула болью.
- Труп. Трупее некуда, - констатировал вампиреныш.
И вот тогда Виктория Серас разозлилась по-настоящему.
«…Полицейская, брось его сердце и послушай меня».
Кровавая пелена перед ее глазами рассеялась, и она в ужасе выронила на траву дымящийся кусок мяса с торчащими обрубками вен.
«Не забудь его раздавить, - хмыкнул у нее в голове Хозяин. – Я ухожу. Ее здесь нет, и ублюдка тоже. Закончи с оставшимся мусором, Полицейская».
Виктория выдавила из себя судорожный всхлип. Под ногами у нее лежало тело четырнадцатилетнего мальчишки с разорванным горлом и рваной дырой в груди; воздух с хриплым присвистом вырывался из пробитых легких, голова была неестественно запрокинута, а изо рта торчала рукоять всаженного в глотку ножа. Вновь вышедшая из-за туч луна высветила темные веснушки, рассыпанные по его носу и щекам.
Он был таким же, как я, подумала вдруг Виктория. Питомцем, исполняющим волю Хозяина, так и не узнавшим жизни ребенком. Мы одинаковые.
«Он не был таким же, как ты», - голос рассеялся эхом, и подняв глаза, она увидела бесконечный мельтешащий поток летучих мышей, вырывающихся из бойниц уцелевшей башни в ночное небо.
Буднично произнесенное утверждение легло ей на сердце тяжелой всесильной ладонью: на мгновение она снова оказалась в его руках, забранная изо всех миров в его темный сад, в его костяную пустыню, где так давно не было никого, кроме призраков. Он впустил туда ее, только ее, и никого другого.
Несчастная дура Полицейская, как ты посмела сравнивать мой выбор с бестолковой лепкой личинок, которым не суждено стать бабочками, вампиров, которые не переживут долгой ночи? Как ты только посмела?
С глупо-счастливой улыбкой Виктория немного посмотрела, как стая с клекотом растворяется во тьме, потом опустилась на корточки, зажмурившись выдернула из глотки вампира нож – и вонзила его в лежащее на земле сердце.
Затем она легко вздернула на плечо Харконнен и отправилась на поиски оставшегося «мусора». За ее спиной порыв пронизывающего ветра развеял пепел.
5.
- Расскажите мне о нем. О вашем Алукарде. Вы ведь сейчас расскажете мне все что угодно, чтобы потянуть время, не так ли? - Николас Холланд слегка наклонился вперед и соединил вместе кончики пальцев. - Вы так уверены в том, что он вас найдет…
Он сидел напротив Интегры, в противоположном конце стола: издевательская иллюзия дистанции. На подлокотниках его викторианского кресла устроились старшие вампирши; их длинные белые ноги казались высеченными из мрамора, а лица были лицами сфинксов, ждущих от путника ответа на свою загадку, чтобы в случае ошибки растерзать его львиными когтями. Все четверо были красивы как греческие боги и уродливы как персонажи сказок Гофмана, чахнущие над вакханалией яств, к которым не могут притронуться.
- Что ты хочешь знать? – ровно спросила она.
Вампир восхищенно хмыкнул, отдавая должное ее упрямству.
- Я почувствовал его силу вчера, когда он раздавил мою вспыльчивую глупышку Джин, и никак не возьму в толк: почему он служит вам, надменное дитя? Не в обиду вам сказано, но он слишком хорош для людей.
- У него есть любопытная теория о том, что люди стоят выше вампиров, и слишком хорош для нас он быть не может.
- То есть это не имеет никакого отношения к серебряным скальпелям, осиновым кольям и освященным камерам пять на пять метров?
Чуть раньше Интегра приняла решение попридержать язык и мысли - человеческая жизнь (или человеческая смерть) была дороже удовольствия стереть с лица монстра архаическую полуулыбку. До появления слуги она решила говорить о нем с осторожностью - и более не испытывать терпение Николаса своей обычной манерой поведения. Несмотря на внешнюю безмятежность, он в любую секунду мог почувствовать угрозу, разозлиться или просто поддаться жажде крови - и от мысли об этом все ее тело немело от липкого ледяного страха. И все же сейчас, несмотря на жизненную важность дипломатии, она не смогла сдержать смеха (смеялась она нечасто, и звук вышел высоким, ломким и неестественным). Глупости, сказанные об Алукарде целями, можно было издавать трехтомником, но счесть его несчастной жертвой, сломавшейся под нечеловеческими пытками? Это было просто бесподобно.
- Все это случилось с ним, но только не в качестве аргументов в пользу сотрудничества. Он стал нашим экспериментом уже после того, как стал нашим слугой. Что до причины, то она проста: он проиграл – и признал себя побежденным.
- И с тех пор он лижет вам руки, хотя в любую секунду может переломить ваш хрупкий хребет? Мне все же кажется, что вы чего-то недоговариваете, леди Хеллсинг. Волк скорее отгрызет себе лапу, чем останется в капкане.
В очень узком смысле он был прав: лизать руки – это было не про Алукарда.
Он не был псом, слепо и беззаветно преданным несмотря ни на что; не был рыцарем, готовым подставить леди плечо всякий раз когда она споткнется. Он был шестисотлетним снобом, безобразным и великолепным чудовищем, знающим цену себе и своему смирению. Фамилия Хеллсинг сама по себе, как доказал дядя Ричард, ничего не значила. Его верность нужно было отвоевывать как какой-то нечестивый Грааль; раз за разом отстаивать свое право, которому могла нанести ущерб любая слабина с ее стороны. Алукарду нужно было восхищение, ему нужна была гордость своей Хозяйкой, нужна была рука Человека – в ином случае все его царственно-демоническое существо не могло и не желало подчиниться приказам, невзирая на все Печати.
У Интегры, как и у любого живого человека, случались минуты усталости, и тогда ей хотелось плакать от того, что нужно сражаться даже с собственным слугой, что чертов немертвый, кажется, только и ждет от нее проявления слабости, чтобы ощерить зубы в презрительном оскале и проигнорировать приказ. Что никогда, ни разу за всю свою жизнь она не имеет права сказать: мне так плохо, пусть кто-нибудь примет это решение за меня.
Но это были лишь минуты. Она не стала бы менять что-то, даже если бы смогла. Ей не нужен был слепо послушный пес или белый рыцарь; ее жизнь заключалась в сражении, и Алукард как никто другой заставлял ее чувствовать себя живой. Моменты его животного обожания, безумного преклонения, растирающего собственное «я» в прах, были ее наградой; его отвоеванная преданность была чем-то гораздо большим, чем преданность неспособной жить иначе собаки. Жуткая, всепоглощающая, чистая как каленое железо, она доставляла ей удовольствие победительницы - почти неприличное удовольствие, заставляющее что-то переворачиваться в животе.
Он много требовал, но это была справедливая плата за то, что взамен он отдавал самого себя. Таков закон Хозяина и слуги; его не смог изменить даже Абрахам Ван Хеллсинг, снова и снова повторяющий низвергнутому Графу, что он – никто, а никто не вправе торговаться…
Интегра вздрогнула, осознав, что мысленная осторожность тоже отправилась к чертям. На лбу Николаса Холланда прорезалась тревожная морщинка, а пальцы, машинально перебирающие виноград, окропились темным соком, брызнувшим из-под кожицы. Но источником этой первой настоящей эмоции было вовсе не озарение по поводу «пиар-хода» - казалось, он вообще позабыл о пленнице и ее мыслях.
- Джейсон! – вскрикнула, дернувшись словно от боли, первая дракулина.
- Саймон… - неверяще прошелестела вторая.
- Что случились?.. – новообращенная Мэри-Энн, в отличие от Интегры, все еще не понимала, в чем дело.
- Их нет, - сказал Николас.
Наступившую тишину нарушил глухой перестук, и из темноты проема в зал выкатились и запрыгали по камням два странных мяча. Один из них остановился у самых ног Мэри-Энн, и она взвизгнула, перевернув носком туфли голову веснушчатого грубияна, того самого, что запихивал Интегру в багажник. В широко распахнутых мертвых глазах застыл ужас.
- Простите за опоздание, Хозяйка, - затопил углы низкий веселый голос. – Как оказалось, у вашего нового друга во владении слишком много дырявых домов и слабоумных выблядков. Надеюсь, вы не очень скучали.
Она почувствовала, как ее губы растягивает злая и торжествующая улыбка, а рука сама собой тянется за портсигаром. Мерзавец умел появляться так, что сердиться на него было абсолютно невозможно. Позже она спросит с него за то, что он так долго заставил ее чувствовать себя омерзительно беспомощной - но это будет позже.
Она качнулась на стуле и постаралась сделать так, чтобы в голосе не было слышно облегчения:
- Здесь чертовски холодно, слуга. Мог бы и поторопиться.
Алукард вышел на свет свечей, жадно всматриваясь в своего противника. Через мгновение его убийственно приветливая улыбка погасла без следа, а зрачки задрожали, словно он не верил своим глазам.
- Ты посмел... пригубить... крови моей Хозяйки? - очень тихо спросил он. Интегра видела, что его трясет от бешенства. Пытки, изнасилование, избиение до полусмерти – ничто не смогло бы привести его в подобную ярость. Только не кровь, только не его святое и запретное причастие, которое так редко достается ему по капле, и которое ему никогда не суждено испить полной чашей. Только не угроза отнять у него его Человека.
Николас Холланд с небрежной грацией облокотился о стену и сложил руки.
- Она сладка как дикий мед и чиста как огонь. Завидую твоей выдержке: я бы сошел с ума, однажды ощутив ее на языке и не смея…
- Кто тебе сказал, что я в своем уме? – носферату качнулся вперед, словно пол был палубой корабля. - Мой разум спит в серебряном гробу на обратной стороне луны, а ты... ты будешь умолять, чтобы я отпустил тебя в Ад к твоим никчемно наструганным сосункам.
- Вижу, от кого миледи набралась своей необъяснимой самоуверенности, - голос Николаса остался спокойным, но человеческие интонации покинули его, оставив только неживой холод. – Знаешь, я не хотел драться с тобой. Напротив, я хотел освободить тебя, избавить от унижения, в котором ты существуешь. Мне было больно осознавать, что мой сородич, истинный вампир, находится в таком жалком оскорбительном положении. Я бы помог тебе вспомнить, каково это – выйти под луну и из миллионов запахов выбрать тот самый единственный, который сегодня будет твоим, и ни бог, ни дьявол не смогут встать между вами – тобой и твоей возлюбленной, твоей душой, твоей кровью.
Интегра прищурилась, пытаясь уловить на лице слуги отголосок жадной тоски, признак того, что слова вампира задели его подавленные век назад инстинкты. Но Алукард лишь безобразно расхохотался.
- Думаешь, ты оригинален? Даже распоследнее отребье норовит вернуть меня в лоно семьи, прежде чем начать кричать. Все, довольно. Отдай мне приказ, Интегра. Дай мне приказ, потому что я жажду его исполнить.
Она тоже слишком долго ждала этого, чтобы произносить длинные речи. Поэтому, встретившись взглядом с Холландом, чье лицо превратилось в брезгливо-недоуменную разочарованную маску, уронила короткое, хлесткое, личное:
- Мой приказ – уничтожить их всех.
Младшую дракулину, позабытую, оцепенело жмущуюся к стене, эта фраза привела в себя. В минуту она лишилась всех своих новорожденных иллюзий: только что они с сестрами были королевами северных владений – пустошей, лесов, деревень и старых замков, - берущими кого угодно, живущими где угодно, с легкостью уничтожающими чужаков, посмевших сунуться на их территории. Их Хозяин пришел из-под земли, из векового заточения в замурованном тоннеле, из ада в его собственной голове, из терпеливой одержимости и одиночества. Прекрасный, грациозный, печальный – он поцеловал ее в шею и сделал из официантки в дурацком винтажном платье бессмертной. Вечной. Всесильной. А сейчас ее братья были мертвы, и она не в силах пошевельнуться смотрела, как огромное жуткое чудовище поднимает руки в перчатках, на которых начинают наливаться алым светом какие-то знаки…
Эта женщина. Это она во всем виновата. Она вторглась, она все разрушила. Удовольствие, с которым стерва произнесла приказ, исторгло у Мэри-Энн крик освободившейся ярости. Она бросилась вперед, чтобы заставить ее замолчать навсегда – и когда ее зубы почти достали чужую шею, прошившая тело ртутная пуля в серебряной оболочке отбросила ее вбок.
«Я не могу умереть», - успела подумать она, прежде чем вторая пуля оставила от ее сердца посыпавшиеся прахом ошметки.
Взвывшие старшие вампирши бросились в тени, но Алукард даже не взглянул ни в их сторону, ни в сторону не глядя убитой Мэри-Энн. Он смотрел на Николаса – на дрогнувший, поплывший, начавший размываться болотным туманом силуэт.
- Ты, как тебя там. Я расцениваю тебя как вампира категории А. Снять ограничение на способности третьего, второго и первого уровня. Ситуация А, попадающая под директиву Кромвеля. Снятие ограничения продлится до упокоения цели.
- Ваша шавка причинила моей семье достаточно зла, леди Хеллсинг, - голос Холланда зазвучал из ниоткуда, заставив Интегру сжать скрепляющий галстук крестик. – Бешеных собак усыпляют. А в возмещение ущерба я возьму себе вас. Наденем на вас его ошейник, что скажете? Мне будет приятно научить вас вести себя как следует.
Туман рассеялся без следа. Оглядываясь по сторонам, Интегра на мгновение решила, что вампир попытался бежать – но через секунду Алукард, чей заклубившийся тьмой плащ застелился по полу, загорелся десятками открывающимися из преисподней жадных глаз, дернулся, словно выламываясь на дыбе.
- Интересно… - пробормотал он.
И с треском расходящихся тканей прорвался изнутри, как одержимый каким-то выросшим и выгрызшим себе путь наружу паразитом. С некоторым удивлением посмотрев вниз, он увидел в своих разворошенных внутренностях что-то серое, усмехнулся, шевельнул губами – и захлебнулся хлынувшей изо рта кровью; и, раздирая его длинное тело мелкими зубами, на пол посыпались крысы, бесчисленные как река. Словно весь крысиный Гамельн, сплетаясь голыми хвостами, глодал его грудную клетку, грыз легкие, растаскивал сердце по кусочку – и стекал вниз, чтобы наброситься на гаснущие в темноте глазные яблоки.
Носферату повалился опустевшим мешком, и серый ковер тут же погреб под собой останки, закопошившись на черных волосах и с мелким костяным хрустом перегрызая шейные позвонки – отделяя голову от тела.
- Прошу простить мне безвкусный каламбур, милая Интегра, - в невидимом голосе что-то поскрипывало, - но видите: Британия ассимилирует все.
Женский смех, донесшийся из углов, напомнил о дракулинах. Интегра отчетливо услышала, что он стал ближе – осмелевшие, но тем не менее, предпочитающие теперь осторожность вампирши подкрадывались к ней хищницами из зарослей. Она беззвучно чертыхнулась: носферату не двигался, не растекался кровью – возможно потому, что крысы пожирали его вместе с ней. Без сердца, без головы, без крови… Но Интегре Хеллсинг некогда было понапрасну за него тревожиться – ввязываясь в свою битву, бездельник не позаботился о Хозяйке, видимо, решив, что примера Мэри-Энн для двух других будет достаточно – или и вовсе не подумав о подобных мелочах. И теперь…
Стиснув зубы (она ненавидела грызунов), она бросилась вперед, с омерзением распинывая крыс носками ботинок, и, надрываясь, двумя руками подхватила из обглоданной кисти его чертов шестнадцатикилограммовый «Шакал». Она не могла держать этот пистолет на весу. Она не могла из него целиться, не могла передернуть затвор – разве если только поставив его на подставку; она не могла из него стрелять – но должна была, если хотела выжить.
- Алукард! - крикнула она, убираясь от кишащих серых тварей подальше. – Ты снял первую Печать для того, чтобы быть съеденным? Вставай, черт побери, и дерись! Или тебе так нравится быть крысиным кормом?
- Это… интересное ощущение, - бархатно и задумчиво прошелестело с пола, и серебристо звенящий, постоянно перепархивающий с места на место смех резко умолк. – Меня никогда прежде не ели. Никто еще не был настолько… глуп.
По его тону Интегра поняла: будет грязно. И, прижимая к груди пистолет, позволила себе слегка отвернуться, когда из сотни крошечных глоток вырвался единовременный заполошный писк – и в подземелье пахнуло сырой мясной вонью и запахом залитой кровью мокрой шерсти. Стало темно – так темно, словно густая черная смола в один момент затопила зал до краев и застыла, сомкнувшись вокруг всех, кто находился внутри. Тьма была мягкой, ледяной и удушающей; вот она встрепенулась, томно открыла тлеющие разрезы ласковых глаз, плеснула волной волос – и с хохотом разинула пасть, полную жутких треугольных зубов.
- Подавился, крыса? Мнишь себя великим вампиром, а все еще не знаешь, что не стоит брать в рот куски, которые не сможешь прожевать. Эти старые фокусы, на мгновенье они навели на меня ностальгию – слуги-люди, туман, животные… Но знаешь что? Я бы сейчас лучше пострелял. Ты отброс истории, Ники. Живешь на развалинах, потому что боишься того, чем стал мир. Делаешь вид, что все еще чем-то владеешь – землей, женщинами, - но на самом деле у тебя нет ничего. Ты просто пыль, тщащаяся быть владыкой. Куда тебе приказывать моей Хозяйке - тебе не следовало даже вылезать из-под Алнвика. Ну, давай же, восстанавливайся. Я покажу тебе, как на самом деле поглощаются души. Давай!
Рука в перчатке, вспыхнувшей во тьме ослепительной белизной, дернула на себя что-то вывернутое наизнанку, наспех слепленное, трясущееся – то, что полчаса назад было Николасом Холландом.
- Я живу... триста лет… - прохрипел мертвец. – Моя земля…
- Теперь ты на моей земле, - сказал Алукард, и рука в перчатке пронзила вывернутое тело насквозь.
Первую вампиршу он вырезал как покорную приведенную на бойню скотину. Вторая побежала…
Личинки, которые никогда не станут бабочками. Вампиры, которым не пережить долгой ночи. Дракулину может создать лишь тот, кто вправе дать творению это имя.
Шагнувший сзади носферату положил ладонь поверх вцепившихся в пистолет пальцев Интегры; после того, что он только что делал этими руками, ей захотелось отдернуться, но она подавила этот рефлекс. Поддерживая ее руку, он легко поднял «Шакал» в воздух, навел на уже исчезающую в темной арке дракулину.
- Твой выстрел, Хозяйка.
- Сочту это за извинение, - ответила она и спустила курок.
- В конечном счете, было довольно скучно, - вздохнул Алукард.
Они сидели за длинным, ломящимся от запорошенных пеплом сладостей столом, и пили вино в ожидании высланной из Данстенбурга машины. Вино действительно оказалось исключительно хорошим – Холланд не лгал.
Интегра хотела было сказать что-нибудь грубое, но внутренне махнула рукой и только созерцательно выдохнула дым, запахнув плотнее наброшенный на плечи старый дедов плащ. Тлеющая в ее пальцах сигарилла роняла на стол пепел. Пепел, как известно, к пеплу.
- Так что, - спросила она, - ты совсем не увидел в нем прежнего Графа?
- Не знаю, - вампир безмятежно покачал в ладони бокал. – Он был настолько серым, что я уже забыл его.
«А речь о земле и женщинах звучала как хорошее дежа-вю», - она снова передумала говорить это вслух. Пикироваться было лень: Шато Петрюс, насыщенное, плотное, с ежевично-сливовыми нотками, согревало нутро и озябшие до синевы конечности, приятно притупляло ноющую головную боль, расходящуюся волнами от места удара, и позволяло чувствовать себя живым – выжившим – человеком. И это было хорошо.
- Но я обошелся с ним слишком мягко, - добавил Алукард, вспомнив о чем-то и помрачнев еще больше.
- Не тебе сегодня досталась моя кровь, да, Король Нежити? – Интегра усмехнулась.
Он поднял взгляд, усмехнулся в ответ – и молча чокнулся с ней бокалом.
Завывая сиренами, подъезжали машины.
@темы:
в оранжевых очках
-
-
08.02.2014 в 05:17-
-
10.04.2014 в 07:37И СТЫДИТ
-
-
10.04.2014 в 10:32-
-
04.09.2014 в 05:25-
-
04.09.2014 в 09:35-
-
04.09.2014 в 09:41-
-
04.09.2014 в 11:25-
-
04.09.2014 в 11:54-
-
02.12.2014 в 07:18-
-
02.12.2014 в 09:23-
-
02.12.2014 в 09:58а впрочем, к одному Алукарду тоже можно во множественном числе. 1000 душ, мвахаха!
-
-
02.12.2014 в 10:56да, вот тоже вспомнил о невидимых друзьях Алукарда. и что это ты мелочишься - тысяча. там три миллиона. сам вчера проверял xD
-
-
02.12.2014 в 11:36всех проверил? точно-точно?
-
-
02.12.2014 в 12:34ШРЕДИНГЕРА ЗАБЫЛ
-
-
02.12.2014 в 12:52-
-
02.12.2014 в 12:56-
-
02.12.2014 в 13:10