London, 1880, fallВ Лондоне наступила осень.
Друзилла притащила домой щеночка. У щеночка восторженные голубые глаза и кудряшки, чистые ногти и надорванные листочки со стихами в кармане сюртука. Что за черт? У нее передозировка девственников в крови?
Поразмыслив, решил пока не топить. Возможно, воспитаю себе напарника во крови, а то совсем я что-то со своим гаремом обабился. Хоть какая-нибудь мужская компания будет.
Взял щеночка на охоту. Два часа читал ему лекцию об искусстве убийства, отличающем нас от примитивных хищников. Едва отвлекся побеседовать с припозднившимся падре о теологии, юного Уилли и след простыл. Нашел его в доме какого-то графа: крошит хозяину кости железным прутом, заталкивает ему в рот его же ухо и с радостным смехом приговаривает что-то про то, что желания исполняются.
Все это очень мило, но для кого я вообще распинался?
Вернулась Дарла. Устроил ей романтическое свидание: всю ночь отмечали ее прибытие в кругу очаровательной многодетной семьи. Все были с нами так милы, что младшего мы доели только к рассвету. Без сил доехали до дома; никто не открыл, никто не приготовил постель, никто не налил ванну. Все слуги, хозяйка квартиры и какие-то ее гости осушены и сложены в штабель в столовой. Щенок на удар в челюсть обиженно дергает бровями и говорит, что не наелся на охоте. Дрю полоумно хихикает, пожимает плечами и мечтательно бормочет про растущий организм.
Срочно переезжаем.
Два часа возил Уильяма лицом по мостовой, рассказывая, почему мы не гадим там, где живем. Раздражен и опечален его отсутствием умственных способностей. И вообще, у меня какое-то дурное предчувствие насчет радостей этой мужской дружбы.
Уже совсем было решил его распылить, но вдруг подумал: неужели Ангелус-Созидатель не в силах вылепить из бешеного упыренка идеального элегантного монстра, подлинного художника ночи? Ха!
Уильям трепыхается, булькает, чтобы я отвалил, и что на углу у порта открылся новый бар, а он никогда не пробовал горящий абсент.
Работы по созданию шедевра непочатый край.
Пили абсент вчетвером. Теперь стоим с Дарлой и Дрю на набережной и смотрим, как Уильям барахтается в Темзе. Я рассказываю об осторожном обращении вампиров с огнем, Дрю хлопает в ладоши и припевает, что загадала желание на падающую звезду. Звезда вымачивает в воде обгоревшие остатки одежды и кричит, что это было «блестяще, кровавый ад!».
Дурное предчувствие меня не оставляет.
Щеночек обиделся на то, что я не перестал в разных позах иметь любовь всей его не-жизни только потому, что она любовь всей его не-жизни, и убежал во тьму. Слава Адской Пасти, наконец-то хоть какой-то урок достиг цели.
Ожидал его назад с горечью в глазах и ядом в сердце. Вместо этого он ввалился с разбитым носом, букетиком фиалок и в чьем-то потрепанном макинтоше. Пачкает кровью белый чулок Дрю и мурлычет ей в лодыжку, что нашел себе занятие по душе (ну или что там теперь вместо нее).
Жду подвоха.
Прогуливаясь с Дарлой перед сном, встретили нескольких знакомых вампиров. Те при виде нас заорали как первобытные крестьяне с вилами и бросились в атаку. В легком удивлении перебил всех, чуть не забыв поинтересоваться у последнего, в чем, собственно, дело.
Дело, кто бы мог подумать, оказалось в Уильяме Кровавом.
...Уильям трепыхается, булькает, чтобы я не рвал ему плащ, что он не виноват, что с людьми драться так скучно, и что скоро светает, а Дарла еще обещала сводить его в бордель позавтракать.
Чувствую себя каким-то… старым?
Захвачены в борделе солнцем до заката. Всем очень весело: Дарла учит шлюх утраченным премудростям развратного восемнадцатого века, Дрю играет трупами в куклы, мы с Уилли тоже развлекаемся как можем. Начинаю думать, что парнишка, конечно, не фонтан изысканности, но животной энергии ему не занимать. Может быть, это именно то, чего недоставало для гармоничной завершенности моей предвечной семьи? Консорт для моей черной принцессы, кровавый валет, un enfant terrible Тройки Смертельных Теней?..
…Ну или я просто перебрал первой группы?
Из борделя вернулись на руины: наш особняк сожгли дотла. То ли я давно не напоминал родному сообществу, кто такой Ангелус, то ли крошка Уильям очаровал их до потери чувства самосохранения. В любом случае, теперь я зол.
Устроил женщин в склепе на Хайгейтском кладбище, взял щенка и отправился наносить визиты.
Два часа излагал Лондонской Ассамблее свои взгляды на гостеприимство и уважение к истинной элите. Щенок поддакивал, иногда даже в такт; на удивление, остался жив. Сложили с ним на столе перед последними нераспыленными старейшинами выдранные лёгкие с отрубленными пальцами. Кажется, Лондонская Ассамблея достигла со мной взаимопонимания по всем пунктам.
Возвращаемся в склеп. Уильям взахлеб делится впечатлениями, дирижируя железным прутом, с которого до сих пор капает. Думает, он теперь непобедимый воин. Сообщает, мол, хватит с него Уильяма, и отныне он Спайк.
Потом трепыхается, булькает, что я зануда, что ведь было здорово, и что когда-нибудь он навешает мне за все мои уроки так, что мало не покажется.
Всегда добрею, когда меня смешат. Опять чертенку повезло.
Надо было убить его с самого начала. Мы живем в канализации.
За Уильямом Спайком Кровавым охотится весь Скотленд-Ярд, а также глубоко верующее народное ополчение с кольями и просто сознательные граждане. И мне даже из-под земли слышно, как Предельно Обеспокоен Совет Наблюдателей. Что характерно, все знают, кто он, как выглядит и с кем живет: посмертная слава не дает поэту-паршивцу покоя.
По этой причине сидим теперь с крысами в мокром каменном мешке и пытаемся понять, в какую сторону надо идти, чтобы покинуть пределы Лондона. Точнее, я пытаюсь понять. Дарла со стоической улыбкой великомученицы подпиливает ноготь, но ее нехороший прищур дает почувствовать, что если я в ближайшее время не решу все проблемы, то у меня их станет на одну больше.
Спайк кружит Дрю на руках, разбрызгивая воду; отголоски их смеха расходятся по туннелям на мили вокруг.
Как никогда отчетливо понимаю, что из него не выйдет ничего хорошего. Ему не стать черным художником под стать мне - ни через год, ни через век, ни через пять. Пропащий случай. Полный провал моего созидательного гения. К счастью, из проплывающего мимо деревянного поддона можно выломать отличную щепку...
- Ангелус! - зовет щенок, и в его голосе бьется нестерпимое сияние, которое осенней ночью увидела в плачущем незнакомце моя сломанная безумная провидица. - Ангелус, куда теперь?
Судьба, мужская дружба, партнерство и дурные предчувствия. Нас четверо. То ли это мы обречены... то ли весь мир.
- В Йоркшир, Уилли.